| © Сайт "Боровский тракт" 2011 |
Ратными событиями овеяна Боровская дорога в Отечественную войну 1812 года. Проходившая по территориям Верейского и Боровского уездов в те грозные времена она была окружена активными действиями партизанских отрядов. В память о той войне ежегодно на Бородинском поле проводятся исторические театрализованные праздники, собирающие тысячи наших соотечественников и зарубежных гостей. Самоотверженность, мужество и героизм, проявленные русским воинством на этом легендарном поле, даже после двух столетий продолжают вызывать у нынешнего поколения восхищение и благородное чувство национальной гордости за нашу страну, её историю и народ.
Наполеоновская армия вторглась в пределы России 12 (24) июня 1812 года. А 6 (18) июля 1812 года был издан Высочайший Манифест императора Александра I, предписывающий дворянам формировать ополчение из своих крепостных, самим вступать в него и выбирать командующего над собой. Вместе с манифестом вышло воззвание «Первопрестольной столице нашей Москве», содержащее призыв к москвичам организовать ополчение. Для его организации 12 (24) июля 1812 года император Александр I прибыл в Москву. Был составлен комитет по организации московского ополчения под председательством Фёдора Васильевича Ростопчина. Командующим московской военной силой был назначен граф Ираклий Иванович Морков, который вступил в командование ополчением 10 августа (в ряде документов, включая и литературные источники, фамилию Ираклия Ивановича указывают, как Марков – пр. автора). В журнале заседания 1-го комитета Московского ополчения от 20 августа 1812 года (далее даты приводятся по старому стилю – пр. авт.) – о ходе формирования ополчения по уездам Московской губернии, относительно Верейского уезда есть следующая запись: « … на 18 августа принято 1401 войнов. В недоборе остаётся 67; провианта принято: муки 5333 п. 8 ф., в недоборе 2583 п. 32 ф., круп 50 четвертей 6 четверяков 4 гарнца, в недоборе 51 четверть 4 четверика 4 гарнца; оружия: принято пик 1221, одежды на 850, не достаёт первого на 180, последней на 551 человека». Здесь же в этом отчёте Н.В. Обрескову, московскому гражданскому губернатору докладывалось: «Сего же, числа в присутствии комитета отправителя канцелярии, докладываю, что верейский дворянский предводитель в рапорте от 18 августа между прочим, представляет на рассмотрение, что в оной округе состоит имение графини Головкиной, живущей в чужих краях, с. Вышгород с сёлами и деревнями в числе 5214 душ, с них следует военное ополчение 521 человек (имение) сие управляется определённым от комиссионера её, колл. ас. Скворцова, живущего здесь, в Москве, отставным колл. регистр. Тверетиновым, человеком слабым и нетрезвым, к которому крестьяне не имеют должного уважения и от него, и чрез усильное его, предводителя, посредством земской полиции требование, и посланное по объявлению его о неповинности воинской команды при унтере офицере иметь рядовых, выставлено 511 человек но без всякой одежды и обуви. О чём он, предводитель, отнёсся к означенному комиссионеру Скворцову с уведомлением, что представленные в ополчение крестьяне показывают, что он Тверетинов, брав с семейных по 300 и 200 рублей их увольняет и отчего не находит, кого из них представить в ополчение. Мнением положили предписать верейскому предводителю, чтобы он, не приемля никаких отговорок, чрез земскую полицию взыскал остальных не представленных войнов …».
Вместе с тем, уже к 26-му августа накануне Бородинского сражения в распоряжение русской армии поступило 26 тысяч московских и 7 тысяч смоленских ратников, или иначе ополченцев, вошедших в состав резерва. Своим рапортом от 18 августа 1812 года И.И. Морков (Марков), докладывал императору Александру I о выступлении Московского ополчения к г. Можайску для присоединения к действующей армии: «Имею счастие всеподанейше доложить вашему императорскому величеству, что с вверенную мне Московскую силою сего месяца 18 дня выступил в г. Можайск, Верею, в Рузу …».
На 18 августа 1812 года в ведомостях о местах расположения и численности Московского ополчения в Верее дислоцировались: 5-й, 7-й и 8-й пехотные полки, 2-й дивизии численностью немногим более 6 тысяч человек. Рескриптом Александра I Ф.В. Ростопчину об утверждении в должности командиров этих полков от 8 августа 1812 года было принято решение: «По представлению вашему утверждаю полковыми начальниками Московской военной силой … генерал-майора графа Санти - 5-го пехотного полка ,… генерал-майора Арсеньева - 7-го пехотного полка, генерал-майора Лаптева - 8-го пехотного полка;». А всего Московская губерния в июле-сентябре 1812 года дала наибольшее по России ополчение — около 28 000 человек. В Бородинской битве ополчение принимало активное участие. Документы, да и исторические мемуары сохранили немало примеров героизма ратников. Непрерывно следовавшие штыковые атаки ополченцев приводили врага в ужас. Об одной из таких атак писал французский офицер Винтурни: «Вдруг высокий лес ожил и завыл бурею. Семь тысяч русских бород высыпало из засады. С страшным криком с самодельными пиками, домашними топорами они кидаются на неприятеля, как в чащу леса, и рубят людей как дрова».
Героизм и бесстрашие санитаров-ополченцев выносивших под градом пуль и ядер раненных солдат также были отмечены Кутузовым. Бородинское сражение, вселило в русское воинство уверенность в собственные силы, и в победу над врагом. Как писал Л.Н. Толстой: «Победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своём бессилии, была одержана русскими под Бородиным». По воспоминаниям участника Бородинской битвы французского генерала Пеле, Наполеон часто повторял: «Бородинское сражение было самое прекрасное и самое грозное, французы показали себя достойными победы, a русские заслужили быть непобедимыми».
Однако после Бородинской битвы, ввиду огромных потерь русские войска вынуждены были отойти к Москве. А после совета в Филях и оставить её. Отступая по рязанской дороге, у Боровского перевоза армия повернула к Подольску, а затем по Старому Калужскому шоссе двинулась к Тарутино, где расположилась лагерем на правом берегу реки Нары.
С занятием войсками Наполеона Москвы вокруг её развернулись активные партизанские действия. В районе Боровской дороги действовали партизанские отряды генерал-майора И.С. Дорохова, полковника князя Вадбольского, штабс-капитана А.С.Фигнера, А.Н. Сеславина, поручика М.А.Фонвизина, а также отряды из местных крестьян.
Первый свой бой партизанский отряд Дорохова принял у села Перхушково на Смоленской дороге, где им был уничтожен французский отряд и взято в плен более трехсот человек. Затем на Боровской дороге у села Петровское, принадлежащее известному роду промышленников Демидовых, его отрядом было взято в плен, около двухсот солдат неприятеля и уничтожено двадцать зарядных ящиков. Когда французы с целью прикрытия Смоленской дороги заняли Верею и укрепили её, Кутузов приказал Дорохову со своим отрядом идти через Боровск на Верею, взять её и разрушить возведенные французами там укрепления. Дорохов, оставив часть войск в окрестностях Боровска, с другой её частью и помощью местных жителей 29 сентября штурмом овладел городом. Укрепления французов были разрушены. Раздав местным жителям до 500 ружей, отбитых у неприятеля, он перешел к селу Кременскому, а затем разместился не далеко от Боровского тракта в селе Котово. По соседству с ним действовали и другие отряды партизан. Поручик Фонвизин в своём рапорте о партизанских действиях докладывал Кутузову: «В Боровском уезде жители вооружены, и при появлении неприятеля соседние деревни собираются в назначенное место; между прочим, в селе Каменском примечено до 1000 вооруженных крестьян, конных и пеших, коими 23 числа (сентября – пр. авт.) прогнаны неприятельские фуражиры, причем убито 1 офицер и 6 рядовых».
Далее сводка о действиях партизан сообщала: «Когда 500 человек французов, привлеченных богатством села, вступили в Каменское, жители встретили их хлебом-солью, накормили обедом и напоили вином. Ночью крестьяне отобрали у них ружья, увели лошадей и с криком «ура!» напали на сонных и полутрезвых врагов. Сражение шло, целые сутки и кончилось полным разгромом врага. Партизаны уничтожили 100 солдат и 400 взяли в плен». Отряд князя Вадбольского на проселочной дороге, ведущей от Рассудова до Кубинки, встретил большой отряд мародеров и которых полностью уничтожил.
Русская армия, расположившись в Тарутино и создала в нём укреплённый лагерь. С фронта его прикрывала река Нара, с крутыми берегами, представляющими серьёзный оборонительный рубеж. Правый фланг находился на высотах, за которыми простиралась обширная равнина, хорошо простреливаемая со стороны лагеря артиллерийским огнём и благоприятная для действий кавалерии. Левый фланг, примыкая к густому лесу, проходил по равнине, пересечённой оврагами, и прикрывался с северо-запада рекой Истьей.
Наполеон, заняв Москву, оказался в затруднительном положении, т.к. его войска не могли полностью обеспечить себя продовольствием. Развернувшаяся вокруг столицы партизанская война препятствовала нормальному продовольственному снабжению его армии, занимавшейся на подмосковных землях лишь грабежом. Авангард Мюрата, одного из маршалов Наполеона, с 24 сентября расположился, наблюдая за русской армией, недалеко от села Тарутина. В таком положении обе стороны оставались две недели, пока русские войска не стали инициаторами Тарутинского сражения, предусматривающего полное уничтожение войск Мюрата. Но разгрома не получилось вследствие промахов начальника штаба русской армии Л.Л. Беннигсена. Несогласованность на поле боя вызвала обострение давнего конфликта Кутузова и начальника его штаба, которая привела к удалению последнего из армии. Цель Тарутинского сражения не была полностью достигнута, но её результат оказался успешным, и ещё большее значение имел успех для подъема духа в русских войсках. Кутузов не особенно желал этой битвы, поскольку считал, что с отсутствием продовольствия и наступлением зимы наполеоновская армия будет вынуждена сама оставить Москву, но всё же придавал ей большое значение. В письме к помещице А.Н. Нарышкиной, владелице тарутинских земель, он писал следующие строки: «Село Тарутино, вам принадлежащее, ознаменовано было славною победою русского воинства над неприятельским... Отныне имя его должно сиять наряду с Полтавою, и река Нара будет для нас так же знаменитой, как Непрядва, на берегах которой погибли бесчисленные ополчения Мамая. Покорнейше прошу вас, милостивая государыня, чтобы укрепления, сделанные близ с. Тарутина, укрепления, которые устрашили полки неприятельские и были твёрдою преградою, близ коей остановился быстрый поток разорителей, грозивший наводнить всю Россию, - чтобы сии укрепления остались неприкосновенными». В 1828 г. граф С.П. Румянцев-Задунайский, унаследовавший имение А.Н. Нарышкиной, отпустил в «вольные хлебопашцы» 745 душ крестьян с правом пользования своими землями. В благодарность за свободу крестьяне пожелали построить памятник «в честь российского воинства и блистательных подвигов в Отечественной войне 1812 года, одержанных под предводительством фельдмаршала М.И. Кутузова». На деньги, собранные крестьянами (44 тыс. руб.), по проекту Румянцева-Задунайского был установлен на одном из укреплений Тарутинского лагеря величественный 22-метровый монумент, который был отлит на Мышигском чугунолитейном заводе княгини Е. Бибарсовой с надписью на нём: «На сем месте Российское воинство под предводительством фельдмаршала Кутузова, укрепясь, спасло Россию и Европу».
Многие историки полагают, что именно сражение под Тарутино подтолкнуло Наполеона к отступлению из Москвы. Хотя решение об отходе им было принято намного ранее, но он ещё не был уверен в её точной дате. Отступление французов в сторону Калуги началось на следующий день после Тарутинского сражения 7 (19) октября 1812 года. Получив сведения о поражении корпуса Мюрата под Тарутино, Наполеон не на шутку встревожился и двинул свои войска ему в помощь по Старой Калужской дороге, полагая, встретится с русскими войсками и, разгромив их двинуться к Калуге. Но, достигнув района Красный Пахры, он убедился, что русская армия не предпринимает далее активных действий и заняла вновь позиции у Тарутино. Оценив обстановку, Наполеон понял, что двигаться дальше по Старой Калужской дороге не имело смысла. Рассчитывать на победу над армией Кутузова, занимавшей позиции в сильно укреплённом Тарутинском лагере, было нельзя. Тогда он решил вернуться к своему первоначальному плану, отдав приказ повернуть главные силы своей армии от Красной Пахры к селу Фоминскому на Новую Калужскую дорогу (Боровский тракт). Им следовало наступать через Боровск и Малоярославец на Калугу.
Партизаны первыми обнаружили густые колонны, входившего 9 (21) октября в село Фоминское авангарда французов. Расположившись недалеко от Фоминского, Сеславин и Фигнер наблюдали, как французы входили в него, располагая возле моста, через речку Нара свою артиллерийскую батарею.
Сеславин и Фигенер предложили Дорохову объединиться отрядами и выбить противника из Фоминского. Дорохов согласился, но когда Сеславин и Фигнер, атакуя, завязали с противником бой, Дорохов остался всего лишь сторонним наблюдателем и его отряд в деле не участвовал. В результате этого партизаны, предпринявшие наступление понесли потери и вынуждены были отступить ввиду превосходящих сил противника, занявших в придачу деревню Котово. Фигнер до крайности возмущенный таким поведением Дорохова доложил Коновницыну – дежурному генералу штаба Кутузова. Но последствий этому никаких не имело. Между тем, мемуары участника Отечественной войны 1812 года А.П. Ермолова – начальника штаба 1-й армии дают разъяснение поступку Дорохова, герою освобождения Вереи, из которых можно сделать вывод, что сам генерал хотел почивать на лаврах победителя, ни с кем в этом не делясь славой. Он отправил Кутузову рапорт, в котором сообщал о занятии 9-го октября (далее даты приводятся по старому стилю – пр. авт.) неприятелем села Фоминское и деревни Котово. Его численность по рапорту составляла не более 8-ми тысяч человек, часть из которых подошла к Боровску. При этом он просил два полка пехоты с артиллерией, с которыми он незамедлительно разобьет французов. Ни Дорохов, ни Сеславин с Фигнером и не предполагали, что через Фоминское двигалась вся армия Наполеона.
По приказу мудрого Кутузова на утро 10-го к Фоминскому двинулся пехотный корпус генерала от инфантерии Дохтурова, кавалерийский корпус генерал-адьютанта Меллер-Закомельского, рота конной артиллерии полковника Никитина и несколько казачьих полков. Вместе с Дохтуровым был и Ермолов, подробно описавший в своих мемуарах события того времени. Он же отдал приказание Сеславину и Фигнеру двигаться к Фоминскому и все разузнать о французах.
Пехотный и кавалерийский корпуса, вместе с артиллерией шли по узкой и неудобной раскисшей осенней проселочной дороге, при этом постоянно моросящий мелкий дождь превратил её в месиво жидкой грязи, в которой пушки постоянно вязли, заставляя пехоту вынимать из неё тяжелые орудия, из-за чего движение всей колонны было ещё медленней. Тогда же было принято решение об оставлении артиллерии на полпути, до особого распоряжения, а пехота и кавалерия ускоренным маршем продолжала движение. Поздно ночью за несколько верст до деревни Котово, колонна, не разжигая костров, остановилась лагерем, чтобы на следующий день рано поутру выбить врага из Котово, а затем и из Фоминского.
Но, глубоко за полночь, когда уже пришло время поднимать лагерь, к Ермолову прискакал Сеславин с пленным унтер-офицером французской гвардии, которого бесстрашный партизан пленил, выхватив за четыре версты до Фоминского. От пленного стало известно об оставлении французами Москвы и движении армии Наполеона к Малоярославцу.
Пока Дохтуров с Ермоловым решали, что им делать дальше продолжать ли движение к Фоминскому, либо изменить маршрут и двигаться сразу же к Малоярославцу. Наполеон в это время ночевал в деревянной церкви села Фоминского. Корпуса вице-короля италийского Евгения Богарне и маршала Даву располагались в Боровске, а поздно вечером 10-го октября к мосту через речку Лужа, разделяющей её правый берег с Малоярославцем подошли батальоны генерала Дельзона. В городе к тому времени воинских частей кроме не многочисленных казаков никого не было.
Но, любопытно было бы знать, о чем думал французский император, находясь в эту ночь с 9-го на 10-е октября в пустой и холодной церкви села Фоминского, ощущая на себе суровый взгляд ликов русских святых, изображенных на иконах? Их немигающий взгляд упрямо и с укором сопровождал в полутьме каждое его движение. В ту ночь, вероятнее всего Наполеон уснуть не смог, и зябко поёживался от холода, плотно укутываясь в свою шинель. Он не спал, как это было всегда в ответственные, и решающие его судьбу мгновения. Так было под Аустерлицем, так было накануне вторжения в Россию, так было перед Бородинской битвой, и данная ночь в старой деревянной церкви села Фоминского не стала исключением. И причиной этой бессонницы была предстоящая неизвестность будущего его армии и наконец, его самого.
Путь отступавшим от Москвы французам у Малоярославца преградили части корпуса Дохтурова, которые подошли к нему ранним утром 12-го октября двигавшиеся спешным маршем от Фоминского и выбившие из города передовые части французов. Главные силы русской армии вместе с фельдмаршалом Кутузовым подошли лишь к 15 часам, когда за город уже несколько раз, переходивший из рук в руки, велась ожесточенная схватка. Сражение за него продолжалось 18 часов, и который переходил из рук в руки по официальной литературе восемь, а по утверждению малоярославецских краеведов 12 раз, все же был оставлен врагу. Но это, как известно не принесло Наполеону успеха. В связи, с чем он вынужден был отступить обратно к Боровску и через Верею и Можайск выйти на разоренную его же войсками ранее Смоленскую дорогу. Кутузов очень высоко оценил результаты сражения за Малоярославец. В своём донесении царю, он писал: «Сей день есть один из знаменитейших в сию кровопролитную войну, ибо потерянное сражение при Малоярославце повлекло бы за собой пагубнейшие последствия и открыло бы путь неприятелю через хлебороднейшие наши провинции».
В сражении при Малоярославце отличились многие русские войны, среди них и солдаты 24-й пехотной дивизии, включённые в неё после Бородинской битвы из состава Московского ополчения, набранные в Верейскогом уезде:
19-го егерского полка: Дмитрий Терентьев сын Житлов из села Петровского господина Демидова; Петр Степанов сын Серов из села Архангельского господина князя Долгорукова; Филипп Филиппов сын Самородов из деревни Лесинцевой господина Исакова; Фока Кузьмин из деревни Быкасовой (Бекасово) госпожи Кононовой. Уфимского пехотного полка – Симон Васильев из села Вилькова помещика Юмашева. Ширванского пехотного полка – Конон Иванов сын Иванов, из деревни Каптемировой помещика Каменского.
А впереди ещё было изгнание французов из России, заграничный поход, и наконец, взятие Парижа.
В свою очередь, эпоха Отечественной войны 1812 года оказала огромное влияние на развитие национальной культуры. Она нашла своё отражение в поэзии и прозе, музыке и изобразительном искусстве. События той войны и подвиг русского народа служили вдохновением поэтов, писателей и художников. Достаточно назвать лишь некоторые имена, касающиеся этой темы в поэзии – Жуковский, Вяземский, Пушкин, Лермонтов и другие. В прозе – прежде всего это Лев Николаевич Толстой. В музыке – Алябьев, Глинка и Чайковский. Это лишь маленькая приведённая толика, за которой стоит в своём направлении искусства признанный классик.
Серию картин, включающую в себя 20 полотен, посвящённых войне 1812 года, написал в 1889-1900 гг. известный русский художник – баталист Василий Васильевич Верещагин. Свои наброски к одной из них «На этапе – дурные вести из Франции» он делал в селе Фоминском, которое уже в то время называлось село Наро-Фоминское. Константин Иванович Коничев (1904-1971) – русский и советский писатель – в написанной им в 1956 году книге «Повесть о Верещагине» писал: «… почти в каждой избе находились старики, которые много раз слыхали от отцов и дедов, как через Фоминское бежал Наполеон с московского пепелища. Верещагину показали в стороне от деревни старую, покосившуюся деревянную церковь, где Наполеон останавливался на ночлег и спал на своей походной кровати, позднее брошенной где-то им во время опасности и ставшей впоследствии экспонатом Московской Оружейной палаты. От стариков узнал Верещагин и о том, что Наполеона строго охраняли и что он был очень злой». Чем было вызвано такое расположение духа «непобедимого» Бонапарта? «В этом селе до Наполеона дошли слухи о том, что в Париже генерал Малэ (правильно Мале – пр. автора), освободившись из тюремного дома умалишённых, организовал против него заговор». Коничев писал, что во время пребывания Верещагина в Фоминском церковь села находилась в запустении. Ключи хранились у десятского, который и открыл её для художника. «Верещагин представил в своём воображении Наполеона в здешней неуютной обстановке. Этот ветхий иконостас, эти угрюмые лики облупленных «угодников» видели его. И кажется: вот-вот он покинул церквушку, поспешил от наседавшего с левого фланга Кутузова, преградившего путь отступления к Калуге …»
«Так родилась мысль, – продолжал Коничев, – написать картину «На этапе – дурные вести из Франции». Верещагин работал над этюдом и отдельными зарисовками для будущей картины двое суток. Из Фоминского художник поехал по пути отступления армии Наполеона. Он побывал в Боровске, оттуда поехал в Малоярославец».
Конечно же, на самом деле вести о заговоре Мале Наполеон получил не в селе Фоминском, а далеко за его пределами, когда его уже бегущая от голода, холода и наседавших русских армия находилась в Дорогобуже. И, тем не менее, работая в селе Фоминском над своей будущей картиной, Верещагин, благодаря своему творчеству объединил с его историей мало кому известное имя французского генерала Клода Француа Мале.
Клод Франсуа Мале (1754-1812) в молодости был активным участником революционных войн и прошёл путь от солдата до бригадного генерала. «Пламенный республиканец-демократ», по словам Филиппо Буонарроти, был убеждённым противником наполеоновской монархии.
В 1804 году, когда Наполеон возложил на себя титул императора, Мале отказался ему присягать. При этом он не был одиночкой. Во Франции, несмотря на репрессии наполеоновской администрации, уцелели республиканские традиции. Для борьбы с навязываемым деспотизмом стали возникать нелегальные организации, имеющие связи в армии. Одной из них было общество филадельфов. История этого общества по настоящее время до конца не изучена историками. Одним из его организаторов был полковник Уде, погибший в 1809 году под Ваграмом. Есть предположение, что к «филадельфам» принадлежал и Мале.
В 1808 году был открыт первый заговор генерала Мале. К нему, кроме военных, был причастен член Конвента Рикор. Мале был отстранён от армии и арестован. Но в тюрьме ему удалось установить связи с другими заключёнными противниками Наполеона. В 1812 г. генерал Мале, находившийся в тюремной больнице, и его единомышленники разработали план заговора. Было решено распространить слух о смерти Наполеона в России, арестовать представителей наполеоновской администрации и призвать к власти новое правительство. Безумно смелая попытка началась успешно. Мале удалось сбежать из больницы, проникнуть в одну из парижских казарм, прочитать мнимое постановление сената о создании нового правительства ввиду смерти императора и освободить из тюрем других генералов. Утром 23 октября (по старому стилю – пр. авт.) заговорщики арестовали министра полиции Савари. Однако Мале потерпел неудачу при попытке ареста военного губернатора Парижа Юлена, любимца Наполеона. Участники заговора, включая и Мале, были арестованы и после короткого следствия расстреляны.
Наполеона очень обеспокоило известие о заговоре в Париже. Через некоторое время, после переправы через Березину, где его армия, как военная сила перестала существовать, он оставил её и спешно выехал в Париж, прибыв в столицу Франции 18 декабря 1812 года. А в декабре 1812 года неприятель был изгнан из России.
Ведя своё повествование о событиях войны 1812 года, нельзя не рассказать историю строительства храма Христа Спасителя в Москве и Никольского храма в селе Наро-Фоминское. Ещё издревле на Руси начиная со времён Ярослава Мудрого воздвигнувшего Софию Киевскую на месте битвы с печенегами, а затем и в России начала складываться традиция в знак благодарности Богу за дарованную победу и в вечное поминовение о погибших строить храмы. После Куликовской битвы в Москве в стороне от Калужской заставы был построен Донской монастырь. На Красной площади столицы при Иване Грозном, в память о победе над Казанским ханством построили собор Василия Блаженного, и собор во имя Казанской иконы Божией Матери, напоминающий о подвиге русских патриотов XVII столетия и об освобождении Москвы от польско-литовских захватчиков в 1612 году.
Немало памятников победам русского оружия оставил и XVIII век, но это были светские памятники: триумфальные арки, пирамиды, обелиски и колонны. Война 1812 года, которую впервые назвали Отечественной, исход которой решало общенародное движение, потребовала другого памятника, и им стал храм Христа Спасителя, построенный в черте Белого города Москвы на месте, где сначала был Алексеевский женский монастырь.
Идея соорудить этот храм в память изгнания наполеоновских войск из России принадлежала императору Александру I. По этому поводу им был издан манифест, в котором сказано: «Да предстоит сей храм многие веки и да курится в нём пред святым престолом Божием кадило благодарности до позднейших годов, вместе с любовью и подражанием к делам их предков».
Среди многочисленных проектов, представленных на усмотрение государя императора, особенного его внимание удостоился проект молодого художника Александра Лаврентьевича Витберга.
Место для храма Витберг указал первоначально в Кремле между Москворецкой башней и Тайницкими воротами, но потом он изменил своё намерение и избрал для постройки Воробьёвы горы. Как раз там, где проходил Боровский тракт, ответвлявшийся от Старокалужской дороги в несколько вёрстах от Калужской заставы, и откуда Наполеон начал своё отступление из Москвы. Сейчас на месте строительства этого храма находится Ботанический сад Московского государственного университета. Но, после его закладки строительные работы были приостановлены из-за не удачности выбранного места. В результате этого проект Витберга вскоре был отнесён к несбыточным и невыполнимым. Повелением государя Николая I от 16 апреля 1827 года была закрыта назначенная для постройки комиссия и создан так называемый: « Искусственный комитет для поверки действий и изыскания способов и средств, для окончания строительства храма». Этот комитет отнёсся к проекту Витберга недоверчиво и дал заключение, что на избранном месте строить такое огромное здание нельзя, а оно по своим размерам и весу превышало египетскую пирамиду Хеопса. Комитет определил, что фундамент такого сооружения по необходимости должен касаться песчаного слоя, и под которым целая система родников. Подобная почва просто не выдержит тяжести храма, и будет постепенно оседать. Такое авторитетное мнение комитета нанесло решительный удар проекту Витберга, и взамен был утверждён проект профессора К.А. Тона.
Место постройки для храма Николай I избрал недалеко от Кремля, на берегу Москвы-реки, где как уже упоминалось, находился Алексеевский женский монастырь. А 10 сентября 1839 года началась торжественная закладка в этом месте величественного храма, который был совершенно готов к 1882 году. Но, его освящение происходило лишь 26 мая 1883 года, во время коронации Александра III.
В июне 1846 г. началось строительство новой церкви в Фоминском по проекту московского архитектора Петра Петровича Буренина. Он был учеником известных художников М.Д. Быковского и О.И. Бове. Пётр Петрович считается одним из зачинателей поиска национального русского стиля в архитектуре. Это отразилось и в его арочных сводах Никольского храма в селе Наро-Фоминское, взятые из архитектуры XV-XVI в.в.
В настоящее время Никольский храм в Наро-Фоминске поистине является визитной карточкой города. Это одно из самых старых каменных строений, сохранившихся в городе до наших дней вместе с корпусами и казармами бывшей Наро-Фоминской прядильной фабрики.